Имя: Матвей Ольгинский, «Мэтт», «Маф» (все меняемо и обсуждаемо)
Возраст: 31 до обращения, еще 5 сверху (можно больше) = 36?
Род занятий: что попало с элементами подпольных медицинских практик; фракция – нейтралитет с вектором тяготения к Своре (Союз?)
Родственники: по умолчанию роли не играют
Раса: пока прописан как вампир, но технически довольно легко выправить в любую другую обращаемую нечисть. Хотя идея врач-вампир как референс к Vampyr и великолепному доктору Риду меня радует)
Сверхъестественные навыки: стандартный вампиро-комплект, в рамках положенного расе – достаточно физически слаб (т.к. мелкий, легкий и ничего тяжелее книжек никогда особо не таскал), возможно также не очень хорош в регенерации, но шустрый (скорость). Из концептуального – отыгрыш предполагает прям очень хороший контроль за собственными кровожадными порывами даже при виде крови, ради этого могу поднять персонажу возраст в разумных пределах или нужно придумать обоснуй почему так.
Естественные навыки: продвинутая медицина/хирургия и все что с ней связано (от очень хорошего владения скальпелем до навыков чтения и осмысления очень умных книжек)
Внешность: ПАМАГИТЯ, я давно ничего не смотрю и рож не знаю. Суть желаемого результата: возраст на вид 30±5, цвет волос – от темно-русого до черного, не блондин, не рыжий. Глаза при этом светлые. Ниже среднего роста (под средним понимаю общемировые 176 см для мужчин), где-то около 170 – понятно, что по аватарке это не понятно, но многие внешки считываются, как высокие, вот этого хочется избежать. При этом не массивный, реально просто довольно мелкий чел, скорее худощавого телосложения, который может сойти за потомка слегка долбанувшихся на почве семейных традиций русских эмигрантов в каком-то там поколении.
Из неожиданных идей мне только Иван Реон в голову пришел, но он в моей голове считывается как скорее такой крепкий, мощный товарищ в большинстве образов, что не совсем идеально вписывается. Плюс я допускаю, что у сериальных людей много лишних ассоциаций))
Био распишу подробнее чуть позже, там все относительно просто: выходцы из России далеко не в первом поколении, причем это вполне может быть еще даже первая волна эмиграции, просто упорно не желавшие ассимилироваться, их там целый клан на западном побережье, от которого Маф сбежал через всю страну чтобы медицину изучать (семейные ценности сугубо в области гуманитарных наук лежали). Пока учился в хирургической резидентуре, подрабатывал в морге, начал замечать странности с некоторыми телами, докопался до лишнего в отношении Изнанки, за что был обращен нарочно/случайно (в формате «не добили», а крови как-то умудрился глотнуть). Наставника не имел/быстро лишился, так что успел немного наворотить дел и даже выступить в роли мелкосерийного маньяка, зарезавшего несколько женщин, но как-то выкрутился (один из вариантов зарисовки на эту тему есть в посте, но пост – это так, вариация на тему, может быть правдой полностью/частично/вообще не быть/ненадежный рассказчик и т.д., желание идеально вписать в канон нет).
Сейчас сидит тихо по всяким не благополучным районам, периодически переезжает, старается ни во что не лезть. Так как «умер» за месяц до окончания резидентуры, настоящим MD не стал, но необходимыми навыками и знаниями обладает, о чем как правило быстро прознают соседи, имеющие проблемы с медицинской страховкой или законом, поэтому периодически кого-то от чего-то лечит, достает пули, зашивает раны – это касается в целом обоих миров, так что лишний раз его не трогают. Ну а если кто-то из шпаны все-таки влезет в дом «доктора» в поисках бесплатных наркотиков – то это их проблемы.
Характер нордический скверный. Умен, но как следствие заносчив. Бытие вампира в этом его немножко осадило на землю, но все равно у него частенько порываются какие-то снобские установки по отношению к людям без образования, людям физического труда, людям, которые не читают книги и т.д. Получив в глаз, делает из этого правильные выводы, так что обучаем) По общему складу ума – ученый, исследователь, чувствителен к деталям и несостыковскам, и в этом плане, наверное, при другом раскладе стал бы хорошим следователем или детективом. Если наше на свою голову себе интересную загадку – прет по этому пути как танк.
Медицинская гуманистическая прошивка в наличии – если на улице кому-то плохо, а помочь больше некому, после недолгой внутренней борьбы, матерясь и проклиная весь белый свет и клятву Гиппократа, полезет помогать. При всем при этом все-таки вампир (возможны несчастные случаи) и не откровенный самоубийца (насчет спасения очевидных врагов еще подумает). При всем при этом в сложной морально этической дилемме в духе «Сжечь город чтобы остановить чуму», выберет сжигать город.
Глобально – спокойный, очень уравновешенный, редко повышает голос, но считает себя самым умным и раздражается (умело скрывая до поры до времени), когда к его словам не прислушиваются. В драку лезть не будет, стрелять толком не умеет, но может качественно зарезать. Очень хорошо справляется с вампирской жаждой, в этом есть что-то даже мазохистского толка, но это уже детали. По натуре одиночка, закрытый, не особо нуждается в друзьях и близких отношениях, но почему-то нравится женщинам и детям, из-за чего вечно обрастает слабыми знакомствами с половиной квартала. Не мстителен, не злопамятен, но память у него хорошая, просто отношение к житейским делам такое… философское. Не важно, если вы пытались его убить в прошлом, главное сейчас не надо этого повторять, и все будет ок.
Есть скрытый потанцевал для сноса крыши (не забываем про несостоявшийся опыт маньяка) и вообще vibe человека, с которым произошло что-то серьезное, с чем он до сих пор еще не разобрался, но пока что эта сторона хорошо контролируется, скрыта и не отсвечивает.

постозарисовки под еще одним катом

Очнулся он в цепях. Точнее, на цепях: их хитрое переплетение удерживало тело на весу едва в паре сантиметров от земли. Если очень постараться, кончиками пальцев ног – босых, кстати, - можно было дотянуться до бетонного пола, но лишь слегка. Отыскать опору посущественнее не выходило. Цепи охватывали его торс и плечи, оплетали руки, удерживая их в разведенном положении, и уходили куда-то в сторону и вверх, к невидимому в темноте потолку. Каждая по отдельности – довольно тонкая, мелкие звенья обеспечивали почти веревочную гибкость. Все вместе – прочнее, чем можно разорвать, тем более будучи подвешенным.
«Какая дикая архаика,» - подумал он словами из какой-то прошлой жизни, где уместны были термины и образование. А еще почему-то вспомнил старинную русскую сказку про Кащея – как тот висел на цепях в подвале и уговаривал очередного Ивана, то ли дурака, то ли царевича, дать ему напиться. Одно поднес Иван Кащею ведро воды, второе… На третьем Кащей вернул свою силу, сорвал цепи и улетел, прихватив по пути царевну… или что-то в этом роде.
Он подумал о Жажде. О том, каково это - висеть на цепях в подвале годами без возможности ее утолить – и не умирать при этом… Станет ли вампир похож на скелет, когда иссохнут вены, а кожа пергаментном обтянет ребра и позвонки? И точно ли Иван подносил пленному злодею воду, а не кровь?
***
Охотник появился, когда пленник уже вовсю успел освоиться в своем новом статусе, изучить доступный диапазон движений, так сказать. Крошечный, откровенно говоря – слажено все было на совесть, ни раскачаться, ни выпрямиться, ни потянуться. К тому же цепи то ли отлиты были из какого-то веселого сплава, то ли обработаны чем… Они вроде и не обжигали явно, и не особо давили, но под ними мало по мало расцвели синяки вида весьма многообещающего. В болезненном смысле.
- Ты убил троих, - скрещенные руки и тон как бы намекали, что это не вопрос, а утверждение, возражения не принимаются. Так что пленник промолчал, заинтересованный больше в том, чтобы повнимательнее разглядеть своего пленителя. Спокоен, собран, строгое гладко выбритое лицо – девкам должен нравится. И молод. Впрочем, молодость в мире разнообразной нечисти – понятие весьма относительное…
***
- Ты убил троих, - он всегда приходил с одной-единственной фразой, тоном, позой. Вампир попытался вспомнить, который это был раз, он пару раз принимался считать, но непременно сбивался и забывал, теряя единственную, по сути, меру отсчета времени в месте, где не менялось ни освещение, ни температура.
Впервые с тех пор, как началась его новая жизнь, вампир чувствовал себя… больным. Нарастающая Жажда не была похожа на голод, а казалось чем-то навроде раковой опухоли, расползающейся метастазами по всему телу, выпивая силы. Боль, расползающаяся по всему телу, ощущалась ее продолжением, хотя источником ее были цепи и перенапряженная, вынужденная поза. Спать почти не выходило – цепи неизменно взрезались глубже, стоило лишь чуть-чуть расслабиться, воспаленная кожа прорывалась, и он мало-помалу терял кровь, еще больше слабея.
Охотник в этой истории был единственным способ отвлечься от медленного и весьма мучительного угасания собственного тела. Тем более что в его власти – вампир все еще помнил об этом – было это угасание как ускорить, так и прекратить. Но чего же он, блядь, хочет от него услышать с этим своим вечным «убил троих»?
***
- Ты не пробовал щетину отрастить? Или усы? – пленнику не нужно поднимать голову, даже открывать усталые глаза не нужно, чтобы прокомментировать внешность визитера. Ничего не менялось. Ни разу. Никогда. Собственный голос - тихий и какой-то иссохший, то ли потому, что им не пользовались, то ли потому что во рту и горле высохла вся слюна.
- А то одинаковый всегда. Точь-в-точь… Или это тоже чтобы я не ощущал хода времени? Оно ведь на твоей стороне играет… Время.
Охотник явно медлил, слова пленника будто сбили его с заезженной пластинки. Вампир усмехнулся потрескавшимися губами и все-таки заставил себя приподнять тяжелые, опухшие веки.
- Так что там про троих убитых? Три женщины, что в них… особого?
Охотник сделал стремительный шаг вперед, - пленник даже инстинктивно попытался отшатнутся, но лишь качнулся под звон цепей, радостно вгрызшихся ему в спину и плечи – взял свою жертву за подбородок, повернул влево, вправо, словно что-то выискивая на бескровном, осунувшемся лице. Рука была в перчатке. Вампир оскалился, демонстрируя вытянувшиеся клыки…
***
На следующий раз Охотник принес серебро.
Вампир зачаровано разглядывал длинное узкое лезвие. Где-то в глубине того горячего красного тумана, что заполнял его чумную голову, он хотел получить ту боль, которую обещал этот манящий блеск. Тонкую, острую и чистую, как клинок, что держал перед его лицом Охотник. Совершенно не похожую на темное и тягучее нечто, заполонившее всего его измученное тело.
Как же он ошибался…
Насчет цепей – они вовсе не ограничивали его движения, когда серебро в умелых руках вытягивало тело в звенящую болью дугу. Насчет голоса – он вовсе не пропал, и собственный крик еще долго звенел в ушах. И чистой боль, вгрызающаяся в тело, по всем законам медицины не способной испытывать еще больше боли, не была… 
***
Жидкость выглядела как обычная вода, но что-то было не так. Что-то во всей этой ситуации заставляло желудок совершать болезненный кульбит еще до того, как Охотник даже поднес флакон к его губам. Когда-то в прошлой жизни он был умен, образован, и сейчас догадка пришла тоже, обдавая холодом спину.
- Я знаю, что это... Н-не надо. Прошу…
Взгляд охотника, его лицо - такие же непроницаемые, как всегда.
- Пожалуйста… - а вот пленнику действительно страшно, страшно как никогда, как впервые в жизни.
- Если ты не выпьешь сам, я найду куда его тебе залить.
***
Сознание вернулось с ощутимым тычком посередине груди. Вампир хрипло застонал, сообщая о своем присутствии на этом празднике жизни… смерти…, на подбородок вытекло немного крови – разъеденные коллоидным серебром рот и горло никак не хотели регенерировать. Разъяснений не последовало, и пленник через силу открыл глаза, благо смотреть вниз было куда проще, чем куда бы то ни было…
Уперевший ему в грудину кол Охотник, похоже, ждал, пока затуманенный разум пленника обработает информацию – иначе зачем он стоял, не двигаясь? Вампир пустым взглядом смотрел на деревяшку и думал, что по сравнению с металлом, дерево не холодит и кажется удивительно… комфортным?
- Левее… - с трудом произнес наконец вампир и усмехнулся, - и ниже… проще. Грудина крепкая, ее хер пробьешь.
Охотник задумчиво передвинул кол по его указке, и острый конец деревяшки удивительно ловко, почти уютно, пристроился между обтянувшихся кожей ребер. Пленник устало смежил веки и чуть улыбнулся:
- Говоришь, пора заканчивать?..
***
Почему-то он его не убил. Ушел. Надолго – регенерация, какой бы слабой она теперь ни была, успела неплохо подлатать его тело. Правда теперь он почти все время пребывал в забытье, возможно – бредил. По крайней мере, иногда в мгновения прояснения, ему чудилось эхо собственного голоса…
- Мне нужны твои навыки.
Спустя какое-то бесконечно долгое время пленник все же открыл глаза и чуть не подавился стоном: Охотник ему не привиделся. Более того, терпеливо ждал.
- … что?.. – шелестящий шепот – это максимум, на что он способен.
- Ты слышал.
Каждое слово требовало невообразимых усилий, но вампир не смог сдержать усмешку.
- Нужно кого-нибудь… зарезать?
- Вскрыть тело, - пленник бы засмеялся, но на это нужны силы и межреберные мышцы, которых и на дыхание-то с трудом хватало.
- А не… страшно…?
Охотник пожал плечами и как-то неуловимо провел пальцами по стене. Цепи осыпались на пол, и пленник вместе с ними. Бояться и впрямь было нечего – оказалось вдруг, что без почти  вросшей в кожу металлической опоры он лишь выброшенная на берег рыба, нелепо бьющаяся на полу в попытках обрести контроль за давно отвыкшими повиноваться конечностями. Без какого-либо кола в сердце, он умирал прямо сейчас, там. Старая, притерпевшаяся боль сменилась сотней оттенков новой, легкие не справлялись с весом ребер, борясь за каждый вдох, и даже отключиться не получалось.
- Сейчас… я… дай мне… минуту, - каким-то чудом он приподнялся на шатких, дрожащих руках, но это единственное, что получилось сделать. Таким беспомощно-слабым он себя не помнил. Впервые за долгое-долгое время в груди подкатился горячий ком – хочется разрыдаться, но даже на это не хватало сил…
На плечи тяжелым теплом опустилось одеяло, руки подломились как спина верблюда под соломинкой… Укол в шею – и темнота забрала его раньше, чем он головой коснулся пола…
***
У Охотника странные правила – он не дает ему пить кровь, вместо этого капая ее по вене, сколько бы пленник не твердил, что проще отдать ему этот пакет и отвернуться, выйдет и быстрее, и питательнее. До имен у них тоже так и не дошло – тот зовет его Потрошителем, он его – Охотником, да и не разговаривают толком.
Время в комнате без окон не идет точно также, как не шло оно в подвале, но по крайней мере здесь есть свет и кровь. Охотник также приходит и уходит, правда набор фраз стал побольше. И он, конечно, всегда на стороже. Не поворачивается спиной, не показывает кожу, пряча кисти под перчатками, а шею – под воротником. Страхом от него не веет, но пленник чувствует его… сомнение.
Может быть, в капельницах есть что-то помимо крови, а может и нет… Но почему тогда он не нападает?
***
- Они бы не выжили, - осознание червем скользит в мысли, которые он и не думал даже. Видимо поэтому он и произносит вслух фразу, заставляющую Охотника вопросительно поднять бровь. Но ему сейчас не до Охотника, что-то странное творится уже с ним самим, решительно абсурдного свойства.
- У первой была внематочная беременность, - медленно, разделяя каждое слово, говорит вампир и делает шаг к стене. Картинки в его голове меняются быстрее, чем он успевает фиксировать их перед внутренним взором, но что-то из них он все же считывает, иначе откуда это все.
- У второй меньше через месяц совсем бы отказали почки, и едва ли она могла бы позволить себе диализ, - взгляд Охотника мрачнеет, то ли от сказанного, то ли от того, что он тоже заметил неладное со своим пленником.
- Третья… - ей было лет пятнадцать, почти ребенок – уколола себе спидбол. После того как стимулятор вдохнется – забыла бы как дышать, - вся кожа вампира одномоментно покрывается мурашками, он опирается спиной о стену, так как не уверен в устойчивости собственных ног.
- Это ты оправдаться так решил? – в голосе Охотника сквозит плохо скрываемая брезгливость.
Пленник качает головой, его видимо потряхивает:
- Проблема в том, что тогда я этого не знал.
Охотник не понимает. Вампир понимает разве что чуть-чуть, вроде как увязывает в своей голове обостренные чувства вампира, помноженные на знания и профессиональную интуицию врача, обернутые в черноту тех нескольких странных дней. Если ухватить кадры, если подумать головой, если унять непрошенную дрожь, все конечно же встанет на свои места, вот только его бросает то в жар, то в холод, стены сжимаются, а потолок пытается провалиться в пол…
***
- Никогда не думал, что у вампиров бывает паническая атака. Сядь, Потрошитель. Сядь. И дыши.
***
- Проваливай, Потрошитель, - Охотник зашел с мороза, на плаще и сапогах налипли снежинки, а на безукоризненно сухом и чистом полу, где он прошел, остались мокрые следы. Раньше он никогда не заходит сюда в верхней одежде, и вообще ни с чем, что бы выдавало время года или погоду снаружи. Время в подвале всегда текло абсолютно неизмеримо.
Охотник бросил на стол свежую газету – вампир мог почуять исходящий от нее типографский запах – и повторил в ответ на вопросительно поднятые брови:
- Ты можешь идти.
Убедившись, что никакой другой реакции не последует, мужчина тяжело вздохнул. Вампир дернул уголками губ вверх в некотором подобии саркастической усмешки – ему казалось, что вся эта история, начавшаяся цепями, и получившая неожиданное продолжение в виде совместного вскрытия сомнительных тел, умерших от не менее сомнительных причин, заслуживала какого-то иного завершения. Более… драматического, что ли.
- У меня появилось важное дело, Потрошитель. В другом месте. Требующее времени. Черт, да зачем я вообще это обсуждаю. Ступай! В прихожей найдешь сумку с кое-какими вещами. Выживешь.
С этими словами охотник развернулся и направился к дверям, как показалось, чуть более поспешно, чем требовалось. Словно бы он не хотел встречаться со своим так и не сдвинувшимся с места пленником взглядом ни секундой дольше. В дверном проеме задержался еще на секунду, бросил через плечо:
- Там, кстати, наступил 2009-ый…